Никто не застрахован от критики: бразильский студент о прогрессе

Второго июля 2019 года мой друг RandomNumbers5902672 написал статью, в которой осудил слепое поклонение прогрессу. Она заинтересовала мне настолько, что я решил её перевести.

Никто не застрахован от критики

«Да, компании-производители кнутов для наездников и рабочие-профессионалы в этой сфере пострадали, когда появились автомобили. На что я отвечаю: „Нет причин для паники. А если и есть, то незначительные“».«Есть способ соблюсти критерий Калдора-Хикса. Способ, при котором общество пойдёт по лучшему, более либеральному пути, при котором изменится его (общества) суть. Как утверждают экономисты Джон Харсаньи, Джеймс Бьюкенен и Гордон Таллок — а также интересовавшийся экономикой философ Джон Ролз — главный вопрос в том, в каком обществе вы предпочли бы родиться, не зная, какое место вы в нём займёте. Можете выбрать мир гарантированных рабочих мест, где бюрократы решают, кто получит доступ к немногочисленным субсидиям; журналисты уделяют всё своё внимание „неудачникам“, а не „победителям“; а в экономике, как в Южной Африке, царят застой и молодёжная безработица. Или можете выбрать мир гибких законов, где отдельный рабочий вправе сам решать свою судьбу, журналисты хотя бы немного разбираются в экономике, а экономический прогресс идёт во благо самых бедных из нас».
—Выдержки из эссе, которое прочитал RandomNumbers5902672

Просто класс. Как бы я ни уворачивался, мне всё равно попадается подобный бред. 12 лет. Я изучаю экономику уже 12 лет, но по-прежнему обязан иметь дело вот с этим. Знаете, каково это, вложить в образование годы своей жизни, а потом выяснить, что большинство пройденного тобой материала — мусор?
Именно так я себя сейчас и чувствую. Мне нравилась экономистка, написавшая это. Нравилась за свои эссе о риториках. Да, в последнее время она чересчур увлеклась неолиберализмом (она также называет себя постмодернисткой, прогрессивно мыслящей, христианкой и много кем ещё), но данная работа откровенно шокировала меня.
Всё эссе она жалуется, что авторы левого толка уделяют внимание исключительно ущемлённым и «жертвам» экономического прогресса, а потому им нет дела до преуспевающих. Вот уж кого раздражает, что не победители пишут историю. Как историк идей, я понимаю ошибочность фразы. Историю пишут люди. Тем не менее такого я никак не ожидал.

Её аргумент нуждается в подтексте с выводом, что у людей нет права жаловаться, ведь с 19-го века уровень жизни вырос на целых 3000%. Очень похоже на сценарии, где отец избивает своих жену и детей, а потом ещё и кричит им, чтобы не переживали за своё будущее. Да, тебя уволили, поскольку робот лучше выполняет твою работу, но это нормально, ведь в долгосрочной перспективе ты станешь богаче.
Почему бы такому человеку не выйти на улицу и не сказать первому попавшемуся бездомному, что тот «богаче вавилонского царя»? Чем это закончится? С экономической точки зрения он окажется прав, однако ему следует посмотреть в глаза бездомных, произнося это.
На прошлой неделе, сидя в кресле самолёта, я пытался смотреть документальный фильм канала National Geographic о возможной жизни на Земле через миллион лет. Не осилил из-за его посыла, что надо принять всё, как есть. Мы должны верить: любой технический и экономический прогресс во благо, трансгуманизм — это хорошо, и выступать против них — значит препятствовать лучшему будущему. Разве нас не учат относиться ко всему скептически? Почему же нельзя сомневаться и здесь?
Однако таков недуг либерализма и либертарианства в целом. Я был преданным австрийской школе либертарианцем, пока не прочитал «Великую трансформацию» Карла Поланьи. Он совершенно прав насчёт либералов. На деле им непонятна концепция свободы, а потому они, как правило, должны выступать против неё, чтобы выжить и сохранить общество («[Доктрина] laissez-faire была спланирована, планирование — нет»). Дальнейшее изучение теории предпринимательства помогло мне усвоить, как мало либертарианцев заботят «неудачники».
Теория предпринимательства Кирцнера хороша, но лишь для предпринимателей. К наёмным работникам относятся как к входным данным, к значению величины L (от «labor», то есть «труд») в производственной функции. От них требуется лишь молча получать деньги. У них нет права жаловаться — они должны сделать дело и жить дальше. Экономической свободе здесь угрожает не какой-нибудь радужноволосый выпускник либерального колледжа, а рабочий, знающий суть дела. Человек, работающий на того или иного предпринимателя, знакомый с существующим неравенством сил и чётко осознающий: не будь у него «предохранительной сетки», завоёванной в многолетних юридических битвах, он бы жил в страхе перед растущими счетами. Понятно, почему либертарианцы так стремятся заменить рабочих роботами — последние не могут жаловаться или требовать себе права.
Забавно, но подобную точку зрения поддерживал сам Адам Смит. Он тоже говорил, что «жертвы» экономического прогресса должны довольствоваться своей долей. Знаете, кто первым заметил, насколько это ужасно? Эдмунд чёртов Берк! Да, именно сноб-родоначальник консерватизма предупредил Адама Смита о разрушительной силе прогресса и его способности отдалять людей друг от друга. И Смит к нему не прислушался.

Я — христианин, однако подростком не мог понять первые три стиха 13-ой главы Первого послания Павла к Коринфянам.
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы».
Тогда я не понял, как можно создавать прекрасное и при этом не испытывать ни любви, ни надежды. В колледже до меня дошло: человек способен подарить народу что-то великое — даже священное — без каких либо ощущений. В экономике такое сплошь и рядом: люди активно обсуждают, что нужно бедным, хотя ни разу в жизни с ними не сталкивались. Ещё они разрабатывают планы развития для стран, о ситуации в которых даже не слышали (в своё время ходил слух, что в 80-х у Всемирного банка был «шаблон» для таких планов и что вам нужно было лишь вставить туда название страны). До меня дошёл смысл тех трёх стихов, и именно поэтому я вижу в этом эссе очередной пример такого подхода.
Иногда я чувствую себя пророком Ионой в последней главе его книги. Иногда мне хочется, чтобы Господь взял и уничтожил этот никчемный мир, хотя я и понимаю, что ошибаюсь. Знаю, написавшая данное эссе экономистка считает себя христианкой, и я не вправе судить её, поскольку не знаком с её душой. Тем не менее я хочу спросить её, что она понимает под христианством.
Я не считаю, что прогресс нельзя подвергать критике. Честно говоря, предприниматели вроде Илона Маска хотят, чтобы мы отказались от критического мышления и просто приняли их дары. Наше ненасытное желание бездумно потреблять, передача наших обязанностей в чужие руки — вот что вызвало глобальный экологический кризис. Мы живём в обществе «игрушек» — вещей, которые облегчают нам жизнь. Но какой ценой? В то же время некоторые из них — авиакомпании, связывающие различные страны, или интернет, где я познакомился с классными людьми — по-своему прекрасны. Конечно, не стоит постоянно думать об этом, а то так и до депрессии недалеко.
Во время одного интервью социолог Бруно Латур сказал следующее: «Но европейцы, уроженцы Запада, до сих пор жили в прямом смысле слова в утопии. Мы думали, она будет развиваться вечно. Но наша мечта о бесконечной модернизации планеты не сбылась. У неё не было реальных оснований». Нас всех ждёт большое разочарование. Тем не менее люди вроде этой экономистки до сих пор верят в мир бесконечных возможностей, где правит человеческая изобретательность, а «жертвы» прогресса сами виноваты в том, что с ними стало.
Не хочу показаться луддитом, но, раз никто другой не хочет, им буду я. С другой стороны, меня пугает одно — что во время конца света, «по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Евангелие от Матфея, глава 24-я, стих 12-й). Приверженцы Ранней апостольской церкви свято верили в близость конца света, и сегодня они могут оказаться правы. В конце концов, сегодня на Земле живёт более семи миллиардов людей, и эта цифра огорчает меня. Неужели моя собственная любовь уже охладела?